Часть вторая
1. Было уже далеко за полночь. Наполовину пустые бутылки из-под водки и коньяка еще стояли на столе, пивные же валялись по всей квартире. Стол был уставлен остатками былой "роскоши" - тарелками, наполненными когда-то салатом, банками, в которых плавали теперь уже редкие, одинокие маринованные огурцы, и, конечно же, рюмками, кружками, бокалами и стаканами - всеми емкостями, что можно было отыскать в доме.
- Димон, давай еще по одной, - предложил Гарик. Осоловевшие глаза ясно говорили о количестве уже выпитого, а решимость, проступившая на лице - о количестве, которое выпито еще будет.
- Не вопрос. За что пьем?
- Ну… "Зенит" - чемпион!
- Понеслась…
Они шумно выдохнули и влили в себя очередные пятьдесят граммов новогодней водки. Уже не чувствовались градусы, водка шла как тягучая вода. За ней последовало пиво, потому что запивать и заедать было больше нечем.
Шел новый 1999 год. Димка встал и по возможности ровно, не держась за стенки - чтобы не подумали, что он нажрался - пошел в соседнюю комнату. Пить в пятый раз за знакомство и в третий за "Зенит" уже достало. По дороге он слегка зацепил ногой угол стола, отчего все стеклянные предметы отчаянно зазвенели, а несколько вилок и ножей с готовностью свалились на ковер, взял из-под дивана заныканное пиво и двинул в коридор. В этот раз к Юльке пришло много народа - человек тридцать, причем по ходу праздника периодически заходили и уходили новые персоналии, посему пол в коридоре был устлан куртками, пальто, шарфами и шапками. Зато ходить было одно удовольствие - мягко и тепло.
Для начала стоило заглянуть на кухню: там играла гитара и что-то пелось. Димка открыл дверь, сделал шаг и ничего не увидел - в воздухе, как шелковая ткань, висел плотный сигаретный дым. В нем бродили какие-то тени, вроде бы женского пола.
- Ой, а у тебя открывашки нет? - спросила одна из теней. Ее Димка видел в первый раз.
- Неа… Хотя, давай сюда.
Он сунул горлышко бутылки в рот, зажал пробку между зубами и дернул.
- Здорово! - захлопала в ладоши тень. - Смотрите, он зубами открывает!
Димка улыбнулся. Вроде бы улыбнулся. Черт его знает, он уже не чувствовал своего лица.
- А мне можешь? - подошла вторая.
- Валяй…
Ему было пофиг. Последние пятьдесят граммов, что называется, "дошли". Они ядерным взрывом разворотили остатки мозга, и теперь его частички летали внутри головы, конденсировались, вновь распадались, пока, наконец, не приняли форму огромного горячего пульсирующего шара. Откуда-то с окраин сознания в голову пробивался "Мумий-Тролль" - парнишка за столом мастерски выводил "Владивосток 2000" на четырех струнах.
- Слушай, ты мотив врешь…
Парень даже не поднял головы. "Может он и не играет вовсе?" - мелькнула мысль. Тени вокруг тянули сигарету за сигаретой: дышать было невозможно. На самом деле, уже начинало резать глаза. Дерьмо. Становилось скучно. Димка пошел исследовать квартиру дальше.
2. Дальше следовала "комната отдыха". Там было тихо и темно. На двух серых диванах лежали в ряд отключившиеся молодые люди, цветовой гаммой лица не отличавшиеся, а интенсивностью и насыщенностью цвета даже превосходившие приютивших их подушек и матрасов. Какая-то добрая душа накрыла их куртками, чтобы не простудились под открытым окном. Для удобства у головы каждого был пластмассовый тазик веселого светло-зеленого, хотя, например, Киря мимо этого тазика все время промахивался, и пол около его головы был весь в блевотине. Причем все об этом знали, и все равно каждые пять минут кто-нибудь обязательно наступал прямо в середину лужи, безбожно при этом матерясь.
За письменным стола сидела, уснув, девушка. Свет от настольной лампы переливался в ее волосах, распадаясь на мелкие искорки, в одной руке у нее была истлевшая сигарета, а в другой - бутылка водки. "Мечта поэта", - подумал Димка и сел на стул посреди комнаты.
В углу стояла деревянная, ужасно скрипящая двухэтажная кровать, завешенная одеялами и куртками. Оттуда сначала доносился девчоночий шепот "Не надо", но потом все смолкло. Кровать в полной тишине заскрипела. Ох, как Димка ненавидел это состояние: уже полупьяным осознаешь, что еще чуть-чуть, и тебя вынесет к чертовой матери, что ты будешь в лучшем случае валяться рядом с этими неудачниками на диване, в худшем - стоять на коленях перед унитазом; осознаешь, но при этом понимаешь, что обязательно сделаешь следующий шаг. Просто хочется чего-то нового, чего-то доброго и светлого - хорошей компании друзей, где не говорят ничего лишнего, потому что этого не надо: все давно уже сказано. Где каждый знает другого, наизусть знает, поэтому достаточно только посмотреть человеку в глаза и все становится ясно. Но ничего подобного нет, есть сборище тупых, ненужных ни себе, ни другим людей, которые нажираются только для того, чтобы нажраться и рассказать потом своим знакомым, как "я вчера бухой наблевал на стул, на ковер и в сервант, зажег с одной телкой и высадил бутылкой два окна у соседей". И когда это осознаешь - а бывают такие моменты обычно перед состоянием "в мясо" - чувствуешь злость. И на себя - за то, что приперся на это хренов тусень, зная, что тебя ждет, и на других, что тоже приперлись и все повторилось, да вообще на все вокруг, вот, скажем, на эту сигарету, которая безвольно утонула в океане пролитой на стол водки. Но все равно приходишь, потому что обыденная, серая, как осеннее небо, или сизая, как снежные тучи, но, в любом случае, безразлично-жестокая, пронизывающая, как балтийский ветер, жизнь еще поганее.
За стенкой заорал "Рамштайн". "О", - всплыло в памяти, "Рамштайн - Тима - дурь. Чуть не забыл…" Еще за две недели до Нового года Димка купил пакет анаши, причем в школе, причем очень дешево и держал ее в ящике своего стола - благо родители не имели привычки лазить по чужим вещам. Зачем купил? Просто ради понта, потому что до этого он курил траву только один раз, в пионерском лагере, да и то сделал всего пару затяжек. Толку с этого было никакого, только пропах весь и целый день прятался от вожатых, чтобы не заметили. Теперь пора бы пустить запас в дело.
3. Тима сидел за столом. Он был обмотан шарфом "Зенит", концы которого свободно перемещались по тарелке с останками курицы и склизкими ножками от соленых грибов.
- Тима, подойди на секунду.
Никакой реакции, глаза скользнули по Димке и снова тупо уперлись в телевизор.
- Тима, дурь.
Как и следовало ожидать, сработало безотказно. Тут же появилась пачка сигарет, Тима надел чьи-то огромные черные сапоги и чью-то кожаную куртку и они вышли на лестницу. Может, Димка сказал последние слова слишком громко, а может после пол литры водки у людей появляется способность читать по губам, но в любом случае, за ними сразу же поднялись и вышли еще три человека. Косой соорудили прямо на лестнице и пустили его по кругу. Трех "экстрасенсов" вынесло сразу. Они скатились на второй этаж и исчезли в дверях Юлькиной квартиры. Дима и Тима сидели на ступеньках, смотря друг другу в глаза, и делали тяжку за тяжкой. Это было похоже на игру "кто кого пересмотрит". Затянулся, задержал дыхание, передал косяк. Не отрывая глаз. Косой закончился.
- Еще?
- А у тебя есть?
- У меня - пакет.
- Так что ж ты молчал? Доставай.
Целый косяк забивать не стали - решили поберечь и продукт, и здоровье. Но и половины хватило, учитывая то, что в промежутках они добавлялись взятым из квартиры пивом.
- Может, прогуляемся? - предложил Тима.
- Давай… - согласился Димка. - Только Гарика возьмем - он просил.
- Ладно, я на улице жду…
И Димка отправился искать Гарика. Двухкомнатную квартиру он обыскивал минут двадцать: поднимал головы людей со стола, светил фонариком в лица тех, кто лежал на диване и в шкафу, даже сорвал куртки со скрипучей кровати, но Гарик исчез. Димка стал серьезно побаиваться за свое психическое состояние, но не могло же его с "травы" заглючить! Наконец, догадался заглянуть в туалет. Идиллия. На полу около унитаза сидит, поникнув головой, другой Дима, Соловьев, рядом - Лена, у нее на руках - Гарик.
- Все будет хорошо, - как родная мать шепчет она на ухо Гарику, гладя его по голове. Гарик в отключке улыбается и прижимается к ленкиной груди. Наверное, и впрямь вообразил себя маленьким мальчиком.
- Гарик, пойдем, пройдемся, - потряс его за плечо Димка. Реакции - ноль. - Гарик! Вставай, твою мать!!! Ты достал уже!!! Ленка, разбуди его.
- Игорь, вставай, иди погуляй, полегчает, - говорит она Гарику, сама не трезвее его, язык заплетается и глаза в разные стороны смотрят. Наверное, инстинктивно (вряд ли он что-то в этот момент соображал) Игорь на четвереньках вылез в коридор, там Димка и еще кто-то подняли его на ноги и они пошли на улицу.
4. Удивительная вещь - природа, особенно это заметно в Питере. На дворе - первое января, а вокруг сплошная черная, мясистая, отсвечивающая жиром в свете редких фонарей, грязь. Ненормальный город. Когда же здесь, наконец, летом будет тепло, а зимой - холодно, прекратятся дожди на месяц и жара во время экзаменов под 30 градусов?
На улице похолодало. Это Димка заметил сразу - стало пощипывать нос и руки приходилось засовывать поглубже в карманы, потому что перчаток, конечно же, не было.
- Димон, будешь? - спросил из-за спины Тима. Димка обернулся. Тимофей стоял рядом с Гариком, одной рукой придерживая его, а другой крепко сжав полуторалитровую бутылку "Медового".
- Ты что, Тима, нас же потом не откачают.
- Да ну и хрен с ним. Зато выпьем.
Прошла минута. Димка стоял на ветру, без шапки и в чужих, жмущих ногу ботинках, и думал. Потом молча подошел к Тиме, взял бутылку и сделал солидный глоток. Подумал еще и глотнул снова. Потеплело, а в носу защипало от поднимающихся пузырьков. Вообще конечно, это было никакое не пиво - казалось, что в плохой квас добавили спирт, размешали все это с чем-то вроде медового "Холса" и разлили по бутылкам. Но что делать, как говорится, на безрыбье и Дед Мороз - Снегурочка. Кстати о Дедах Морозах.
- Тим, пойдем в парк - там елка.
- Да ты чего, серьезно? Так чего ж мы стоим? Пошли!
До парка добрались быстро - благо он был рядом. Последние два года на Новый год сюда привозили огромную ель, обвешивали ее гирляндами, и, встретив очередной Год, люди со всего микрорайона - из тех, кто был в состоянии передвигаться, - собирались вокруг нее и водили хороводы. Сегодня здесь было действительно красиво: народ притащил фирменную китайскую пиротехнику, и весь парк светился разноцветными огнями.
Было очень весело. Гарик на воздухе и впрямь пришел в себя, даже присоединился к ним, дабы покончить с пивом и поскорее избавится от бутылки. Чувство какого-то братства захватило всех, Димка познакомился с кучей людей, каждого угостил из своей бутылки пивом и угощался предложенными джином, вином, шампанским и коньяком. Попутно они вместе со всеми водили хороводы, пели песенки и играли в футбол сплющенной алюминиевой банкой.
- Гарик, пас давай!
- Да, блин, как я тебе его дам?!
- Бей, ё мое!
- Гол!!!
Тут до Димки стало доходить, что Земля, оказывается, действительно круглая и вертится, причем очень быстро, вроде как специально поворачиваясь так, чтобы он упал. "А вот хрен", - думал Димка - "меня так просто не возьмешь!" И продолжал играть до победного. Правда, скоро вся эта беготня надоела, несмотря на активное потребление горячительного, холод стал явственно ощущаться, да еще вдруг выпал снег. Народ стал расходиться, все поцеловались на прощание и клятвенно пообещали в следующем году снова встретится. Они зашвырнули банку куда-то в темноту и побрели обратно к Юльке. Когда Димка обнаружил себя около парадной, пиво в бутылке уже закончилось. Где-то глубоко в душе осталось то чувство праздника, веселья и радости, там, в парке, но теперь оно воспринималось как что-то очень далекое, как свет окна родного дома, когда смотришь на него, через забрызганное грязью заднее стекло уезжающей в ночь машины. Тима зачем-то саданул кулаком в стеклянное окошко на двери, вдребезги его разбив, но, что удивительно, руки не поранив, Димка крепко взял за куртку опять запьяневшего Гарика, и они вошел в дверь.
5. В доме почти ничего не изменилось: соотношение пьяных и пьяных вдрызг было примерно то же, потому что одни уже к тому времени более или менее пришли в себя, а другие успели напиться. Хотя чувствовалось, что пьянка перешла в предпоследнюю стадию: всем уже скучно, но почти никто не еще спит. Димка взял со стола оставленную кем-то стопку, налил водки и, чокнувшись с подвернувшимся под руку Сергеем, выпил. Через минуту он понял, что это была его тактическая ошибка - не первая, но, похоже, последняя за сегодняшнюю ночь. Желудок свело судорогой, во рту стало кисло, на глаза навернулись слезы. Димка стиснул зубы, закрыл рот рукой и рванул в ванную. Он успел открыть холодную воду и его вытошнило в первый раз. После этого немного полегчало. Была надежда: может сегодня обойдется? Не обошлось. Он безо всякого интереса рассматривал куски пищи, плавающей в раковине, и автоматически пытался вспомнить, к какому из блюд, съеденных этой ночью, они принадлежат. "Ах, черт, надо часы снять… А то замочу... Жалко будет… Куда их деть? На полу раздавят… Суну за трубу…" Димка стянул часы с руки и на ощупь запихнул их подальше под раковину. Потом поднял голову: рядом висел над ванной бледный с закрытыми глазами Серега.
- Ну что, Серый, хреново? - спросил Димка. Он давно уже понял, что когда прикалываешься над другими - самому легче как-то.
- Угу! Летаю, как Юрий Гагарин, - Серега придерживался тех же взглядов.
- Ты смотри, а то ведь он долетался…
Тут накатило снова. Уже без пищи - чай или пиво лилось в раковину через рот и нос, застревая при этом на полпути в районе гланд, раздражая горло и заставляя кашлять. Потом был третий раз и четвертый, после которого Димка сбился со счета. В перерывах он пытался сосредоточится на ледяном холоде струи воды из-под крана и споласкивал лицо. Рука замерзла, покраснела и почти ничего не чувствовала, но Димка помнил, что когда в детстве он отравился, и ему было плохо, холодная вода помогала прийти в себя, и с тупым упрямством не убирал руку из раковины.
В ванную зашел Гарик. Как ему удается три раза за одну ночь напиться и прейти в себя?
- Гарик, будь другом - притащи из комнаты морса, он там на столе стоит. А то мне уже блевать нечем… а-а… Ё… И нечего ржать - как друга прошу, принеси!
Гарик исчез, как Каспер - доброе привидение. Кишки и желудок отчаянно рвались наружу, все тело сводило и подбрасывало. "Давненько такого не было", - подумал Димка. За стенкой заиграло "Все пройдет, ты знаешь - время лечит…" "Ага, прошло уже, как же… Певцы, блин… Уроды…" Гарик появился снова и сунул в руку стакан. Димка выпил залпом до половины и понял, что Игорь мило пошутил.
- Игорь, б…, ты какого хрена суешь мне водку?!! Ты что, больной, что ли?! Я же просил - морса или воды, но не водки!!! Я ж здесь, нафиг, загнусь! - проорал Димка и швырнул стакан в сторону. Вроде не разбил. Гарик оценил тон голоса и исчез вторично. Димкина голова упала в раковину и время остановилось.
6. Он лежал с закрытыми глазами и чувствовал, что кто-то гладит его по голове.
- Кто это? Ленка, ты, что ли?
- Нет, Дима, это я - Вера.
- Какая еще Вера? Что, была сегодня и такая? Очень приятно. Дима.
- Знаю… Ты не волнуйся, все пройдет. Я с тобой.
- Да я и не волнуюсь. Слушай, я сейчас не в лучшей форме. У нас ничего не получится, даже если ты очень захочешь. Но если тебе не влом помочь, притащи, пожалуйста мне попить - Гарик ушел с концами.
- Нет, я лучше здесь с тобой посижу. Ты не против?
- Сиди, если хочешь. Мне как-то все равно, - Димка открыл глаза, чтобы оценить обстановку.
- Слушай, а ты где?
- Рядом.
- А чего я тогда тебя не вижу?
- Я этого не хочу.
- Круто… Я тоже многого не хочу. Но все-таки, где ты?
- Все такой же упрямый. Я - везде… И рядом. Всегда.
- Знаешь, мне сейчас не до загадок. Ты, давай, будь везде, но не здесь, ладно? Только не обижайся. Когда мне полегчает, я тебя найду и мы нормально пообщаемся.
- Да что на тебя обижаться. Ты же ребенок. Ладно, вон Гарик идет с водичкой. Я пойду. Увидимся еще.
- Давай, давай. Пока.
7. Гарик уже не ржал. Он серьезно посмотрел пьяными глазами в сторону димкиного тела и тревожным голосом спросил:
- Ты с кем разговариваешь?
- С Верой.
- С кем?!!
- С девчонкой, ты слепой?
- Димон, у тебя глюки - ты здесь один.
- Это у тебя глюки, шутник хренов!
- Не злись. Вот, держи воду… Да не бойся - морс это.
Димка выпил кисловатого варева и немного оклемался. Встал с колен и хотел уже идти в комнату, но тут его скрутило еще раз. Этот был последним. Перед уходом Димка смыл в раковину остатки морса, темно-красного, как венозная кровь, сплюнул, высморкался, забрал часы и выключил воду.
В квартире было тихо - все спали. Димка побрел на кухню: оттуда доносились голоса.
- Юль, будь другом, чайничек поставь.
- Садись, Дим, уже поставили давно - ждем пока закипит.
Димка сел на низенькую деревянную табуретку. Его начинало трясти. Это всегда случалось после активного потребления алкогольных напитков. На утро он трясся от дикого, исходящего откуда-то изнутри, холода, причем ничего не помогало - ни свитер, ни горячий чай. Состояние было не самое лучшее: зубы лязгали, а чашка в руках ходила ходуном.
Дверь на кухню открылась и вошла Анька. Интересный она все-таки человек. Аж с восьмого класса все считали ее если не девушкой легкого поведения, то, по крайней мере, очень опытной девчонкой. Оказалось, что все это бред воспаленного периодом полового созревания сознания подростков. И никто не знал, что она, например, увлекается Лермонтовым и Блоком, здорово рисует и лепит, что у нее нет отца. Про нее вообще мало знали. Димка, ища достойную кандидатуру на какую-то из вечеринок, выбрал ее: показалось, что закрутить с такой проще простого, но тут-то не было - так круто его еще не отшивали. Ну и, ясное дело, подобный поворот событий мог только раззадорить - они "зазнакомились". Через неделю Димка понял, что он, как и все остальные, он принимал Анюту совсем не за ту. А еще через три дня понял, что влюбился. Но это продолжалось недолго - ее желание нравиться всем, вместе с "милой" привычкой гулять почти с каждым молодым человеком, привлекшем ее внимание, Димке совсем не понравилось. Они разошлись, причем Димка здорово переживал, потом успокоился - понял, что дело того не стоит, и они стали дружить. Димка знал Аню наизусть, он мог предсказать все, что она скажет, предположить все, что она подумает, причем со свойственной женщинам интуицией, это понимала и сама Анна. И теперь, когда хотелось отдохнуть, он приходил к ней домой, они сидели на повидавшей много на своем веку кухне, с чаем или без, и трепались.
Анька была только что с улицы - белый, будто покрытый инеем, свитер еще хранил остатки утреннего холода. Она никогда не оставалась где-нибудь больше, чем не пару часов - у нее было много друзей, а еще больше подруг, и везде хотелось успеть побывать. В это утро ее принесло к Юльке.
- Анюта, сядь, пожалуйста, ко мне на колени - холодно очень.
Она села и обняла Димкину голову: через свитер женское тепло дошло до тела неудачника-алконавта. Прошло минут пять, и Димка уже согрелся.
- Спасибо, Анюта! Посиди с нами…
Они сидел вчетвером, пили чай и болтали. Ни о чем. Обо всем на свете. Потом Димка посмотрел на часы (они работали!) - было восемь утра.
- Юляша, мне уже пора. Я дома посплю.
- Хорошо, давайте провожу до перекрестка - заодно сама прогуляюсь. Да, Гарику скажи, что идешь - он с тобой хотел.
- Ладно, потопали.
Удивительно, но в месиве курток, шарфов, шапок и ботинок, Димка нашел свои вещи, причем в достаточно презентабельном виде - пара отпечатков ботинок на спине, а в остальном - чиста, как первый снег. Игорь стоял на лестнице - выходил покурить.
- Праздник кончился. Пойдем, Игорек, домой.
Шли они молча - каждый думал о своем, хотя какие могут быть с похмелья мысли - один ветер в голове, пустой, невыразимый словами, холодный ветер. У перекрестка были пожаты руки, и два приятеля разошлись.
8. Димка поднимался по обшарпанной вонючей лестнице, перешагивая через ступеньку для скорости и держась за перила для равновесия. Он встал перед дверью, несколько раз выдохнул, чтобы перегар не очень чувствовался, и позвонил. Дверь открыл папа - не выспавшийся и в трусах.
- Как погуляли?
- Нормально, - не вдаваясь в подробности, ответил Димка.
- Ну иди, отсыпайся.
Димка включил свет. В комнате все было так, как до ухода: домашняя футболка валялась смятая на стуле, тапки меланхолично лежали в разных углах, на столе стоял флакон туалетной воды, которой Димка щедро оросил себя перед тем, как войти в Новый Год. Папа на кухне звякнул чашкой, потом, фыркнув, зажглась колонка, за стенкой заворочался во сне брат. Димка разделся и, не чистя зубы, бухнулся в кровать. За окном стояла непроглядная темень. Он еще раз глубоко вздохнул, ощутив при этом въевшийся за ночь в волосы запах табака, повернулся на правый бок и отключился.